|
|
Домой из отхожих промыслов
Жили мы бедно. Семья была велика. Мать умерла, я был небольшой. Малый в поле пас и в работниках жил, и в кулаках. Надоело мне. Пойду в город работать. Сколько там работал, три рубля заробил. Принёс деньги, подаю отцу, а мачеха говорит (отец оженился на другой):
– Не бери! Кого ж он тут заробил за такое долгое время!
Отец деньги не взял, обратно отдал, бранным словом меня обозвал. Я очень разобиделся и много бедовал: как бы жизнь улучшить и больше заробить. Взял деньги, отправляюсь на поезд: поеду в Петроград. Приехал, поступил на кое-какую работу: творильщиком извести. Сколько извести (коршил) творил, скоко без работы ходил, чуть мог прокормиться.
Прошло лето. Настает зима. Денег мало в меня, ехать поездом не могу. За остальные деньги купил я ножик и шкуряную сумку (кожаная сумка), и опорки. Пойду, думаю, домой пешком.
Вот иду я пешком. Иду день, ночь, надо ночевать. В одного попросился и у другого – никто не пускает. Пошёл дальше. Темно. В лесу и стоит избушка лесника. Зашёл в избушку. Прошусь ночевать. Хозяйка отказывает, но я дошёл до того, что темно и лес, и дальше идти не могу. Приходит хозяин, лесник с ружьём. Хозяйка докладает:
– Вот пришёл какой-то, просится ночевать, а я не разрешаю.
Хозяин отвечает:
– Ну так что? Пускай ночует!
Тогда садится хозяин ужинать, и мне хочется есть. Приглашает хозяин и меня ужинать. Я поспасибовался и с удовольствием сел.
Хозяйка налила нам полные миски. Налила капусты. Ели мы и не съели, остатки остаются. Хозяин спрашивает у меня:
– У тебя есть какая сумка?
– Есть, – говорю, – шкуряная!
– Ну и добро! Иди неси ее сюда. Держи!
Я стал держать, и он мне щи в сумку вылил и кашу ячменную, и картошки тоже не съели, и тую всю в сумку мне.
Переночевал. Наутро тоже дали чайку, и я отправился идти. И тащу эти продукты с собой. Захотел кушать, руку в сумку и ем. Дорога короче становится.
Прошёл день. Захватывает меня ночь. В одной деревне попросился – не пускают, в другую посылают. И в другой тоже не пустили. А уже ночь. На краю деревни, на отдаленности стояла баенка. И слышу парно – теплая. И думаю: зайду и переночую в ней.
Я вошел в баенку и расположился в ней. Немного погодя, вскакивает молодая девица и подает голос:
– Ванька, ты тут?
Я думаю: я же не Ванька. Потом приходит парень, спрашивает:
– Танька, ты тут? Нет. А, еще нет!
Немного погодя, приходят оба в эту байню. Байня была велика, печь большая. Я думаю: припрячусь за эту печь и посмотрю, что тут будет? Пришла Танька с Ванькой, принесли баранков, бутылку водки и яиц. Развели маленький огонек, начали яишню делать. Садятся кушать. А мне жалко стало. Думаю: что мне с ними сделать? Из-за каменки Ваньку палкой да как крикну:
– Ага! Тебя чёрт бьёт!
Ванька с Танькой испужались, убежали и все бросили с испугу. Я обобрал это и пошёл дальше, чтобы не попало.
Иду. Уже третья ночь. Тоже просился Опять не пустили. Ишёл, ишёл, деревни близко нет. Захватила меня ночь в дороге. Едут на паре лошадей некие люди. Спрашивают в меня:
– Что за люди?
Я говорю:
– Свои! – а сам в сторонку, боюсь. Они кричат:
– Стой, не уходи, а то застрелим!
Вот они подошли ко мне, взяли меня, посадили, повезли с собой. Расспросили, откуда я, какой. Я им рассказал свое происхожденье. Они говорят:'
– Тогда поедем с нами!
Мы поехали к одному хозяину. Наверное, богатый был. Приехали. Подставили под клеть донкрат (домкрат). Подняли эту клеть, а на меня говорят:
– Лезь туда и, что там есть, подавай нам!
Я добро подходящее им выбросил. Разного! И был там плетеный кубел (чан, сплетенный из прутьев или другого материала) с соломы, с прутьев. Я его открыл, посмотрел: там складены одежды хорошие. И стал я эти одежды выбирать и ховать. С этим мне попался кисет с деньгами. Я деньги припрятал. Тогда они и спрашивают:
– Все выдал?
И они уже крутят. Клеть опустили, я там и остался. Вот, думаю, теперь я пропал. Как раз в полночь выходит хозяин и говорит:
– Надо идти молотить да хозяйке сказать – пускай придет в клеть, муки возьмёт, блинов напекёт.
Ну, думаю, слава богу! Когда она отопрёт, я уйду. Была там двадцатка лену оставшаяся. И вот через некоторое время слышу, идёт хозяйка, клеть отмыкает и огонь несёт на лучине в горшке. Только она отперла, я этой двадцаткой фурк в лучининку – лен и воспламенился. Она испугалась, побежала. Клеть загорелась, и я ушёл. И вшёл! Допытался на станцию.
Пришёл на стнцию, посчитал деньги: с лишним сто рублей. Ну, думаю, теперь возьму билет до Двинска и доеду!
Семьдесят пять рублей подал дома отцу. Вот мачеха и говорит:
– Пошколили и больше заробил!
А себе я оставил тоже с лишним двадцать пять, на проведение, с барышнями погулять.
Травкин Мелентий
|
|
